Прости своего врага и запомни его лицо.
В последнее время на меня все чаще нападает лироэпическое настроение, подкрадываясь из-за угла, когда я иду сквозь снег и при этом пытаюсь видеть, высовываясь из-под столешницы, когда я сажусь пить чай или пронзать вселенную своим эпистолярным талантом, и выползая из сливного отверстия унитаза, когда я решаю наконец ознакомиться с прессой, и кажется, что мой мозг получает сигналы из лохматых двадцатых, тридцатых и даже сороковых годов сего века от себя же, но на новой ступени развития либо деградации, пока ничто не ясно. Возможно, я просто прочитал слишком много книг о войнах, революциях, старости, и каждый раз слишком явно представлял себе чувства героя, будто смотрящего на себя прошлого, так что в конце концов заразился ими сам. С другой стороны, хороших книг много не бывает, поэтому гораздо полезней думать, что множественные будущие я из разных параллельных реальностей смотрят на меня единичного и думают: о, вот я читаю некролог по журналисту, имени которого никогда не замечал под крупными заголовками статей, вот откусываю кристаллик соли от сухарика и, плеская чаем на блюдце с сушками, говорю бабушке речь, вот спускаюсь по абсолютно лишенному освещения переходу, вот хожу мимо пустых полок универмага и чужих забитых до отказа тележек, вот кричу Масе в скайп, что все ей припомню, вот гляжу в грустные стеклянные глаза мертвой головы козла, вот вяжу себе полосатые носки, вот вздыхаю по фройляйн Мюэ, вот выглядываю в щелочку радиатора кусок гематитового кольца, вот, и вот, и вот еще, а ведь это было так давно и случилось так много, что все это неправда: в одной реальности - гражданская война, в другой - бесконечная работа болтолога, в третьей - бездумное счастье там, где ты никому не нужен и никому ничего не должен, а в четвертой - форс-мажор и чьи-то трупы, прости Господи за такие мысли. Я не виноват, то есть я теперешний не виноват уж точно: эти раздумья совсем чужие, но когда я дорасту достаточно, чтобы засылать их себе теперешнему, я отвечу по всей строгости закона.